Перед тем, как начать диалог, лучше убедиться, что его участники одинаково понимают ключевые термины. Поэтому начну с главного определения: насилие — это любое неравноправное действие, которое наносит ущерб и базируется на властной амбиции.

Почему о проблеме насилия нужно публично говорить?

Сегодня мы уже знаем, что говорить о насилии вслух – важно и обязательно, потому что только это может стать драйвером изменений. Насилие сильнее всего в тишине, «за закрытыми дверями». А когда проблема из личной переходит в статус публичной, появляется больше ресурсов ее решить. Каждый личный опыт решенной проблемы насилия постепенно становится опытом сообщества. Затем при определенных условиях – опытом общества, который может начать менять культуру и ценности. Таков путь от «моего личного не-молчания» к изменению реальности. 

Однако многие по-прежнему игнорируют этот аргумент, обесценивают чужой опыт, а иногда и прямо обвиняют пострадавших во лжи или корысти. Говорят, что «раскачивать лодку», то бишь поднимать тему насилия, выгодно некоему «внешнему врагу», будь то феминистки, иноагенты или чуждые западные ценности. А мне кажется, что если это кому-то и выгодно, то нам самим.

В российском обществе толерантность к насилию, действительно, высока. Но если выйти на улицу и задать прохожим вопрос: «Какой вы хотите видеть свою семью, свои отношения?», я уверена, что большинство ответят: «Счастливыми». Вот только глубоко нормализованное насилие отменяет возможность счастья. 

Мы часто мыслим ложными стереотипами, обращаемся к устаревшим ценностям, к знаниям, которые уже перестали быть достоверными, но все еще живут в головах. Например, долгое время считалось, что насильственные методы воспитания, например, ремень, способствуют более высокой успеваемости ребенка, а значит, могут сделать его более счастливым в будущем. Но нейробиологические исследования доказали: те части мозга, которые отвечают за обучение, в прямом смысле отключаются, когда ребенок переживает опасность. Если рассказать об этом родителям, которые хотят счастья своему ребенку, возможно, они сами сочтут необходимым скорректировать методы воспитания?

Мне кажется, сегодня обязательно нужно говорить о насилии вслух не только потому, что насилие – это очень больно, реально опасно и абсолютно недопустимо. Но еще и потому, что это выгодно для каждого из нас – для всех, кто хочет жить счастливую жизнь. 

Анастасия Бабичева

директор Фонда SILSILA

Как сделать обсуждение проблемы насилия вдохновляющим на деятельность и изменения, а не угнетающим и пугающим?

Сама возможность говорить о новых и, возможно, более эффективных интонациях в публичной коммуникации о насилии появилась только благодаря той огромной работе, которая уже проделана за последние лет десять. То, что я буду предлагать далее, ни в коем случае не значит «всё, что делали раньше, было неправильно». Всё было правильно. 

Сначала нужно было обозначить проблему, впервые показать ее и сказать о ней. А насилие – штука совсем не красивая и не праздничная. Поэтому более чем нормально, что первый этап публичного диалога строился преимущественно вокруг идей, которые пугали и даже шокировали. Так, мы сначала научились определять и распознавать насилие. А теперь имеем возможность искать интонации более экологичные. 

Я предлагаю идти от ценностей, а не от правил. Потому что на одно и то же правило десять человек отреагируют десятью разными способами: кто-то понял, кто-то нет, кто-то намеренно захотел нарушить. А ценности примерно похожи для большинства. 

Например, личная безопасность, уважение интересов, возможность чувствовать счастье в семье – это ценности для многих. Они объединяют, а не разделяют. И все они напрямую зависят от каждого конкретного выбора в пользу насилия или ненасилия. 

Разговор о проблеме насилия может не только внушать страх, лишать покоя или укреплять чувство вины. Он способен вдохновлять людей не изменения ради желаемых ценностей. Как лично я могу сделать свою жизнь счастливой и безопасной? Например, я могу:

• следовать принципу согласия в отношениях: настоящее «да» всегда осознанно, добровольно, информировано, активно и отзываемо,
• уважать личные границы своего партнера: совсем не обязательно разделять интересы и мнения, достаточно считаться с ними, 
• заботиться и поддерживать близких, а не ограничивать: например, «я хочу помогать тебе идти вперед» лучше, чем «я никому тебя не отдам», 
• быть честным и искренним, потому что именно это рождает доверие, 
• решать конфликты, а значит, принимать свою долю ответственности, а не обвинять партнёра или принуждать к повиновению, и так далее.

Предлагать путь к значимым ценностям через практики отказа от насилия – именно в этом я вижу довольно эффективный способ публичной коммуникации о проблеме. 

Нужно ли приглашать к участию в обсуждении проблемы насилия пострадавших?

Бесспорно. Но не для того чтобы вызывать страх, стыд или брезгливость у тех, кто слушает пострадавших. Так называемые «зеркальные нейроны» мозга делают нас способными к эмпатии, к сопереживанию. Эмпатия – реальный мотиватор отказа от насилия, потому что когда человек сопереживает, то есть лично проживает часть боли другого, он вероятнее сделает вывод: «Я не хочу чувствовать эту боль». А значит, и вероятнее задастся вопросом: «Что для этого нужно сделать?»

Как построить коммуникацию с пострадавшими и избежать ретравматизации?

Рассказать о пережитом насилии – это не только полезная социальная миссия «ради других» или «ради лучшего мира». Это, прежде всего, сложная внутренняя работа. Решиться на нее может быть полезно, например, это может стать началом эмоционального исцеления или способом получить необходимую помощь. Но это же может усугубить уязвимость и нанести еще больший вред. Результат напрямую зависит от того, как реагирует тот, кто слушает/читает/видит этот рассказ. 

У переживших насилие есть полное право не делиться своим опытом или делиться только с теми и только в тех обстоятельствах, которые кажутся безопасными. Требовать откровенности, подробностей или достоверности – тоже насилие.  

А поддержать и даже вернуть часть утраченной безопасности могут, например, такие стратегии реагирования: 

• «Я слышу, что тебе больно – было тогда или есть прямо сейчас. Ты можешь опереться на меня».
• «Если, рассказывая, ты не сможешь справиться со страхом, я смогу напомнить тебе словом и действием, что сейчас вокруг тебя безопасно».
• «Тебе не нужно доставать всю подноготную, чтобы услышать в ответ: я тебе верю. Я просто тебе верю». 

Я понимаю, что идея «я просто тебе верю» прямо сейчас запускает волну сопротивления по ту сторону экрана. «А как же ложные обвинения?» – имеет полное право спросить любой, кто живет в мире, где уже случился судебный процесс Депп – Хёрд. Ложные обвинения, действительно, бывают. Но статистически количество преступлений, связанных с ложными обвинениями и клеветой, не может тягаться с масштабом насильственных преступлений. Мы в фонде посчитали: в 2021 году количество обвинительных приговоров по этим двум группам преступлений – примерно 10% против 90%.  

Почему тему насилия важно обсуждать не только женщинам с женщинами, но вовлекать в эту коммуникацию и мужчин?

Проблему, в которой две стороны, невозможно решить лишь с одной. Можно сколько угодно готовить одних к тому, как уберечь себя. Но пока другие будут продолжать выбирать насилие, профилактика и помощь неэффективны.

Насилие касается всех, но при этом часто является проблемой именно гендерной, то есть не про «людей в общем», а именно про «мужчин и женщин». Из всех оппозиций, в которых мы живем, оппозиция «мужчины и женщины» – одна из самых острых. 

Сама идея оппозиции выражается в установке на противодействие и разделение. Но во взаимодействии и объединении гораздо больше ресурсов. Это касается, в том числе, гендерных ролей. Наша жизнь часто строится в рамках непродуктивной оппозиции «мужчины или женщины – кто кого?». Но из неё невозможно договориться. На самом деле, мужчины и женщины не так уж сильно отличаются: и те, и другие хотят безопасности, ищут счастливые отношения, стараются быть хорошими родителями, совершают ошибки, нуждаются в поддержке.

Мне кажется, включать мужчин в коммуникацию по проблеме насилия стоит не для того, чтобы рассказать, что их «природа» агрессивна и преступна, что они виноваты, что им нужно связать себе руки, иначе они только вредят. А для того, чтобы объединять ресурсы и силы в поиске ответов на вопросы, которые – да, по-разному – но одинаково важны для всех нас. 

Как говорить о проблеме насилия с мужчинами, но при этом не отпугнуть их, не обвинить заранее, сделав всех потенциальными акторами насилия?

Думаю, стоит предложить мужчинами разговор на равных. 

Стигма, то есть закрепление за каким-то объектом исключительно негативных ассоциаций, по определению не может помочь ни в какой задаче. Поэтому стигматизировать мужчин как авторов насилия – контрпродуктивно. Да, достоверное информирование важно, и на сегодняшний день факт неоспорим: авторами насилия в абсолютном большинстве являются именно мужчины. Но не останавливаясь на этом, я бы продолжила предлагать альтернативу, как этот факт сами же мужчины могут менять. Например, обсуждать реальные «боли» мужчин: 

• «Я приличный человек, я против насилия, тогда почему женщина не стала заходить со мной в лифт?» Такие перекосы, действительно, возможны. Стоит попробовать совместно изучать их причины и думать, как с ними работать. Может ли женщина, привыкшая жить с ощущением небезопасности в мире мужчин, распознать по внешним признакам, безопасен ли этот конкретный мужчина? Можно ли угадать, какие субъективные ассоциации может вызвать у этой женщины конкретная внешность, сама ситуация или ее отдельные обстоятельства? И делает ли оценка этой женщины агрессором мужчину, который точно знает о себе, что он не приемлет насилие? 
• «Моя бывшая девушка говорит, что я абьюзер, а я хотел с ней семью и детей, как мне быть?» Да, о том, что конкретные действия могут причинять боль и вред, можно до определенного момента не подозревать. В этом смысле мы все – дети культуры насилия, и все когда-то впервые учились распознавать насилие вокруг и в себе самих. Значит, стоит продолжать. 
• «А вдруг меня тоже обвинят ложно?» Да, такое возможно. И если известно об этом риске, какие посильные действия можно предпринять, чтобы обезопасить себя? Потому что мы уже приняли, что ощущение безопасности женщины – имеет значение. Теперь давайте попробуем принять, что и ощущение безопасности мужчины – тоже. 

Давайте говорить с мужчинами не только о том, что они абьюзеры. Но и о том, что они могут делать, чтобы абьюзерами не быть.

Анастасия Бабичева

директор Фонда SILSILA

Как говорить с теми, кто считает, что насилие бывает справедливым, что пострадавшие – «сами виноваты»?

Большинство наших выборов, осознанных или неосознанных, основано на страхе. И выбор считать насилие справедливым при каких-либо условиях, полагаю, тоже. 

Страшно поверить, что все люди без исключения уязвимы перед насилием. Насилие – это всегда выбор человека, который его совершает. А значит, мы не можем контролировать этот выбор, как бы правильно ни жили, ни вели себя, ни выглядели. 

При этом человеческий мозг – наш гениальнейший защитник. Он заботливо предлагает нам миллион вариантов, чтобы сопротивляться этой по-настоящему страшной идее. «Сам/а виноват/а, заслужил/а, спровоцировал/а», «если всё делать правильно / если я буду сильнее, со мной такого не случится», «это ложь», «что нас не убивает, делает сильнее», «бьют значит любят» и тому подобное.

Говорить с человеком, который прямо сейчас испытывает страх и просто-напросто защищается одной из доступных ему легенд, можно честно и равноправно. «Я понимаю – это, правда, слишком страшно. Чувствовать себя уязвимым – так тяжело. Я тоже через это проходил/а. Но с этим можно справиться. Наша уязвимость не лишает нас возможности жить и быть счастливыми. Я точно знаю: я уже пробовал/а, и кажется, у меня неплохо получается. А прямо сейчас ты можешь опереться на меня». 

Как не уходить в агрессию к оппонентам при обсуждении проблемы насилия?

Агрессия – неотъемлемая часть нормального эмоционального диапазона, у неё есть конкретное эволюционное назначение – защищать. 

Бывают такие обсуждения и такие оппоненты, когда уходить в агрессию – необходимо. Насилие – тема чувствительная, поэтому, увы, обсуждения могут становиться небезопасными. Например, если оппоненты начинают демонстрировать свои убеждения на деле: оскорблять, угрожать или даже применять физическое насилие. Защитная агрессия в таком случае может быть необходима.

А чтобы самим не стать агрессорами в полемике, помогут осознанность, эмоциональный интеллект и опять же равноправное отношение. 

Перед тем как вступать в полемику, потренируйтесь: представьте своего воображаемого оппонента – собирательный образ или конкретного человека и его типичные аргументы. И когда начнёте эмоционально вовлекаться, притормозите и поговорите с собой.

• Что происходит со мной прямо сейчас? Что именно вызывает у меня ощущение опасности и запускает агрессию? Как я могу помочь себе? 
• У меня есть право закончить диалог прямо сейчас, если он причиняет слишком много боли. Не справляться – нормально. И мне не нужно одерживать верх любой ценой. Потому что ненасилие начинается с бережного отношения к себе. 
• Мой оппонент, действительно, опасен для меня, то есть хочет и может причинить мне вред? Или моя позиция и моя самоидентификация («я выбираю ненасилие») не пострадает от того, что я снова встречаюсь с противоположным мнением? 
• Какие инструменты я использую в полемике? «Все ли средства хороши» для меня и той идеи, которую я хочу защитить? Помню ли я о том, что когда-то тоже не знал/а, не понимал/а, не разделял/а то, что теперь защищаю? Помню ли я о том, что узнавать и принимать новое, учиться выбирать по-новому – непросто? Что это процесс и навык, который не может случиться за один разговор?  
• Необходимо ли мне во что бы то ни стало переубедить оппонента? Или я могу признать, что не в ответе за всех людей, и что кто-то никогда не разделит мои ценности? Ведь позиция «я знаю лучше», «моя правда важнее», «я научу тебя, как правильно» – это тоже про власть и иерархию, а именно с них начинается насилие. 

Почему важно, чтобы в публичной коммуникации по теме насилия участвовали люди разного возраста, пола, статуса?

Насилие касается всех. Не только мужа и жену, но и детей и родителей, любых близких и неблизких людей – друзей, прохожих, одноклассников, коллег. Не только мужчин и женщин, но и людей любой гендерной идентичности и сексуальной ориентации. Не только авторов насилия и пострадавших, но и свидетелей, которыми хотя бы раз в жизни становился каждый из нас. 

Насилие существует не только в семье, но и в социальных институтах: тюрьмах, больницах, школах. Оно есть в культуре: в языке, в романтизации, в популярных сюжетах. Насилие есть на уровне государств. 

Проблема насилия — это не проблема конкретных людей или отдельной семьи. Это проблема всего общества, поэтому справиться с ней можно только сообща. И каждый, кто прямо сейчас решается говорить о насилии, в какой бы социальной роли при этом ни находился, участвует в решении этой проблемы.

Насилие расчеловечивает. Потому что в природе человека – не причинять боль и вред, а сопереживать и объединяться. И чтобы противодействовать насилию, мы можем возвращать человеку человека: сначала в себе самих, а потом и в других. Это трудно, и это игра вдолгую. Но у нас есть время попробовать. А еще точно есть смысл.

Анастасия Бабичева

директор Фонда SILSILA

Спасибо, что дочитали до конца!

• Теги:
• Насилие