«Я рядом»: отрывок из книги «Все мои ребята» о той, которая изменила отношение к людям с ВИЧ

***

Мне звонили либо поздно ночью, либо рано утром.

Я уже привыкла к звонкам из больниц, но теперь в трубке слышались голоса больных. Не знаю, где они доставали мой номер, но кто-то явно сообщал им, что я могу помочь.

Нередко телефон начинал звонить, как только за окном светало, словно на том конце провода только и ждали, когда взойдет солнце, и уже не могли терпеть. Звонить стали так часто, что я перенесла телефон к кровати, чтобы не будить Эллисон.

Многие из звонивших знали, что их ждет, но понятия не имели, как им быть. Когда-то они жили с бойфрендом, который умер, или им приходилось ухаживать за другом. Иногда я поднимала трубку, а в ней раздавались одни всхлипывания.

— Я рядом, — говорила я. И на протяжении часа слушала рыдания, потому что звонивший не мог рассказать мне о своей беде или не знал, как это сделать. — Все в порядке, не сдерживайтесь, плачьте. А если можете говорить, расскажите мне, что случилось. А если не можете, то… скажите, когда захотите повесить трубку, потому что я готова слушать вас до последнего.

Лекарства не существовало, поэтому я могла дать им лишь информацию. Как правило, они хотели вернуться в Арканзас из других штатов, и мне пришлось отучить себя сразу же говорить им «Не надо». Многие из них не могли получить врачебную помощь там, где жили. Их буквально вышвыривали из больниц, потому что они геи. Некоторым не были доступны даже основные сведения о том, что с ними происходит.

Они спали на чьем-то диване, возможно, в гостиной у больного, за которым ухаживали. И так они перебирались с одного дивана на другой, пока у них не заканчивались близкие друзья, которые могли о них позаботиться. Я встречала их на автостанции в Малверне, в получасе езды от Хот-Спрингса. Вся их жизнь умещалась в потрепанном чемодане или в коробке. Зачастую они были в таком запущенном состоянии, что их нужно было сразу же везти в больницу, и тогда мы проделывали сорокапятиминутный путь до Литл-Рока. В больницу Хот-Спрингса я отвозила людей только в крайнем случае, да и то старалась убедить себя, что разница в пятнадцать минут будет почти незаметна, если я нажму на газ.

Многие приезжали в надежде, что матери примут их обратно. Иногда я заходила с больными к ним домой, чтобы не возвращаться за ними, когда они получат отказ. Матери всегда оказывались самыми немилосердными, отцы держались в стороне. Многих из этих молодых людей воспитывали пятидесятники, которые ненавидели геев. Церковь имела огромное влияние, и именно она определяла, какое место в жизни прихожан занимает семья. Женщины, вероятно, следовали примеру семьи, в которой ребенок не позволил бы себе совершить столь серьезный проступок. Конечно, решать, кого следует изгнать из семьи, могли и мужчины, но на постоянной основе этим занимались именно женщины. Они знали, что, если пожалеют своих сыновей, потеряют все.

Однажды вечером я сопровождала до дома молодого человека из Маунт-Иды. Дуглас так боялся рассказать обо всем родителям, что сам попросил меня зайти вместе с ним. Худощавый Дуглас дрожал всем телом. Переступив порог дома, я поняла, почему ему так страшно. Его мать была такой же низенькой, как и он, но смотрела на нас свысока. Ее злобное красное лицо было похоже на большой палец, по которому треснули молотком.

Женщина оглядела меня с головы до ног. Дуглас сказал, что хочет поговорить кое о чем очень важном, — тут его затрясло так сильно, что я взяла его за руку и подошла к нему ближе.

— Можно мы пройдем в дом и сядем? — спросила я.

— Конечно, — ответила мать Дугласа и поспешила в комнату, словно хотела навести в ней порядок. Она убрала с дивана газету, а когда мы сели, унесла на кухню стаканы с журнального столика. Послышался звук спускаемой воды, и в комнату вошел отец Дугласа. Жена сказала ему, что сын хочет поговорить о чем-то важном.

Дуглас молчал, поэтому говорить пришлось мне.

— У вас прекрасный дом, — соврала я. — Теперь я понимаю, почему сын хотел с вами встретиться.

Я этого так и не поняла, но в любом случае меня это не касалось.

Дуглас рассказал родителям все. Выпалил слова залпом и содрогнулся от спазма, испугав меня. Я положила руку Дугласу на плечо. Родители были потрясены.

— Я думала… — Мать Дугласа осеклась: она смотрела на мою руку, лежащую на плече у ее сына. Я подарила ей надежду. Она думала, что дело во мне. Что я беременна. Или что я просто двадцатилетняя потаскушка, которая втянула ее глупого сына в неприятности. Но это, по крайней мере, означало бы, что Дуглас не гей.

— За что ты так с нами? — прошептала женщина.

Она встала, и Дуглас снова вздрогнул всем телом. Интересно, сколько раз родители колотили его, пытаясь выбить из него гея? Дуглас поднялся с дивана и сутуло сжался, готовый защищаться.

— У тебя гнилая душа, — сказала ему мать.

Она повернулась к своему мужу, который качал головой, оттянув нижнюю губу и оголив зубы. Трус, пытающийся казаться смельчаком.

— Я всегда это знала, — сказала женщина. — Но приходить сюда и…

— Довольно, — сказала я, направляясь к двери. — Мы вас поняли. Спасибо. Дуглас хотел, чтобы вы знали.

Сам Дуглас промолчал; он еле стоял на ногах.

В машине он по-прежнему не произнес ни слова.

— Мне жаль, — проговорила я. А что еще тут скажешь?

Он кивнул. Я сказала ему, что он может переночевать у меня. Дело было в пятницу, и Эллисон была у отца. А утром я собиралась отвезти его в один из мотелей Хот- Спрингса. Они были раскиданы вдоль Уашита-авеню и Парк-авеню, потому что в наш город на источники приезжало много народу.

Я снова и снова прокручивала в голове слова матери Дугласа: «У тебя гнилая душа».

Я достала несколько простыней, чтобы Дугласу удобнее спалось на диване. Ночью я встала, чтобы проверить, как он себя чувствует. Нетронутые простыни так и лежали стопкой — Дуглас спал в одежде. Даже во сне он, кажется, старался занимать как можно меньше места.

Оформить предзаказ на книгу «Все мои ребята» можно здесь. Спасибо!

• Теги:
• ВИЧ
• Книги