- Опыт
- 11 апреля 2022, 16:40
«Пока есть люди, будем и мы»: как устроен фандрайзинг в правозащитных организациях
Как собирают деньги на свою работу правозащитные организации и почему так важно находить способы их поддерживать?
Рассказывают политолог Екатерина Шульман, аналитик ОВД-Инфо* Екатерина Ставрогина, фандрайзер «Комитета против пыток» Юлия Фролова, юрист и автор проекта «Забрало» Андрей Валенков и фандрайзер «Гражданского содействия»* Инна Бондаренко.
По данным платформы «Если быть точным», в феврале 2022 года пожертвования правозащитным проектам от россиян выросли на 470%. Цифры меняются в зависимости от конкретной организации, но в правозащитном фандрайзинге есть общая закономерность: рост общественной и политической нестабильности означает рост запросов в правозащитные организации, а значит — рост их видимости и поддержки.
При этом НКО и правозащитные проекты сегодня все чаще сталкиваются с давлением и техническими ограничениями.
Мне кажется, к весне 2022 года уже мало кому надо объяснять, зачем нужны правозащитные организации — организации, предоставляющие правовую и юридическую помощь; организации, которые помогают, по известному лозунгу ОВД-Инфо*, «не остаться один на один с системой».
Система все больше занята поеданием людей, и все меньше в этой деятельности она себя ограничивает. Последние недели лишили нас той защиты или тех надежд на компенсацию, которые предоставлял Европейский суд по правам человека. Мы остались наедине с самими собой. Одновременно расширение бредня, которым прореживают наше гражданское общество, увеличивается. Проще говоря, происходит расширение круга людей, которые подвергаются репрессиям за свою политическую позицию или за нежелание выражать «правильную» позицию. Или вообще случайно.
Ресурсы репрессивной машины не безграничны, и чем большим количеством людей она занимается, тем с большей вероятностью она будет «выплевывать» тех, кто доставляет ей неудобства. В этом положении правовая грамотность становится насущной, как правила дорожного движения. И тот, у кого есть заветный телефон правозащитных организаций и предварительные знания, не окажется беспомощной жертвой.
Как выстроена работа отдела фандрайзинга в правозащитных организациях?
У нас нет как таковой команды фандрайзинга или можно назвать ее кросс-функциональной: есть человек, отвечающий за развитие направления в целом (сейчас это я), и есть участники, которые напрямую вовлечены в краудфандинг: smm-команда готовит посты, IT отвечают за работу текущих сервисов и подключение новых, операторы бота и участники группы мониторинга могут дать ответы на частые вопросы доноров. В целом, фандрайзинг в ОВД-инфо* — это работа всей команды. От того, как хорошо мы делаем свое дело, видят ли и ценят ли эту работу люди, зависят и наши сборы. Но главные наши фандрайзеры — это сами доноры ОВД-Инфо*.
У нас довольно нестандартная по сравнению с другими организациями модель: нет «фандрайзинговых кампаний», как и нет постепенного роста. Большую часть новых доноров и и большой объем пожертвований мы привлекаем в моменты массовых задержаний, когда количество работы увеличивается в десятки раз, а проблема, которой мы занимаемся, становится видимой. В такие моменты нам и самим нужно очень быстро вырасти — из команды в 40 человек до команды в 1000 человек, включая волонтеров и защитников. В такие моменты мы мобилизуем все ресурсы и призываем к поддержке все сообщества, которые у нас есть, включая доноров. С ростом пожертвований растут и наши расходы: чем больше мы соберем на пике, тем больше мы будем уверены в том, что сможем покрыть расходы на помощь, которую окажем в будущем. Доноры, которые понимают, что это происходит не только сегодня, а постоянно, или которые готовы вложиться в системное решение проблемы, остаются с нами надолго.
Краудфандинг ОВД-Инфо* начинался с небольшого числа людей, которые поверили в нас и заразили этой верой других. Так происходит и по сей день: призывы, посты, публичные слова поддержки помогают нам заручиться доверием более широкого круга людей. Поэтому нам всегда были важны не столько сборы, сколько люди, которые нас поддерживают.
Фандрайзингом в КПП целенаправленно занимаюсь только я. Пока еще у нас нет отдела, но каждый сотрудник участвует в привлечении ресурсов по мере своих сил. В том числе PR-отдел, который играет тут очень важную роль.
Сбор пожертвований стартовал три года назад. Сначала это были только донаты на сайте, сегодня Комитет против пыток присутствует на разных платформах: «Нужна Помощь», Добро Mail.ru, Meet for charity. Мы продаем мерч на Lamoda и в интернет-магазине «Есть смысл».
В 2020 году мы собрали 3,5 млн рублей, а в 2021 уже 7 млн – в два раза больше! Мы видим рост в количестве пожертвований, в количестве постоянных доноров, в размере среднего чека.
В прошлом году у нас появились корпоративные доноры — они пришли к нам самостоятельно. Мы сознательно не делали первых шагов, потому что не хотели создавать проблемы коммерческим компаниям. Но когда предприниматели стали предлагать свою помощь, причем не только финансовую, а, например, в отстройке бизнес-процессов и развитии проектов, мы не стали отказываться от сотрудничества, сделав его максимально корректным и безопасным для наших патронов.
Чем фандрайзинг в правозащитной организации отличается от сбора пожертвований в благотворительном фонде?
Правозащитный фандрайзинг — традиционно считается сложным и рискованным. Правозащита и не самая популярная тема в благотворительности: здесь сложно добиться значимых результатов, а на изменение ситуации к лучшему могут уйти десятилетия. Кроме того, многие организации и проекты, которые занимаются защитой прав своих благополучателей, сами находятся в зоне риска — мы видим, как организации и проекты некоторых наших коллег объявляют «нежелательными», вносят в реестр «иноагетов» и даже ликвидируют за нарушение законодательства об «иноагентах». Используют другие методы давления — сливы данных, преследование организаторов, правозащитников и даже адвокатов. Всё это, безусловно, не вселяет оптимизма в наших сторонников.
Как это влияет на нас с технической точки зрения? Нам недоступны многие фандрайзинговые инструменты. Мы не собираем номера телефонов и адреса доноров, мы не устраиваем оффлайн-мероприятий и фестивалей, не собираем наших доноров в группы и сообщества — мы не можем быть уверены в том, что это безопасно для них. Кроме того, в один день мы можем лишиться и тех каналов коммуникации с аудиторией, которые нам доступны — мы видим, как сайты и соцсети независимых изданий и правозащитных проектов блокируют, а это главные каналы для связи сообществом. Мы и сами лишились сайта в декабре 2021 года — часть нашей аудитории решила, что вместе с сайтом закрылись и мы.
Безопасно ли поддерживать правозащитные проекты?
Люди часто полагают, что жертвование организациям, которые объявлены «иностранными агентами», может нести им какие-то риски. Давайте отметим со всей возможной внятностью: по действующему законодательству, вы не можете переводить средства только экстремистским или нежелательным организациям. Финансовая поддержка правозащитных организаций не является правонарушением, и пока никаких обсуждений в пространстве законодательных инициатив по ужесточению правил финансирования мы не видим.
Поддерживайте правозащитные организации — это поможет вам, это поможет вашим близким и дальним. В том числе иногда довольно неожиданным людям, которые сейчас и сами не полагают, что будут нуждаться в помощи. Я подписана на ежемесячные пожертвования для ряда организаций: ОВД-Инфо*, «Медиазона»* и «Апология протеста».
Какие еще могут быть способы привлечения средств, помимо сбора пожертвований?
Мы изначально задумывали проект как маленький локальный чрезвычайный проект помощи задержанным. Четкого плана фандрайзинга у нас не было. Тогда мы придумали мерч: если вы хотите выразить нам благодарность, то можно его приобрести.
Создать мерч помогли друзья: их задержали на акции протеста в прошлом январе, они были просто в шоке. После этого ребята сделали визуал, что очень помогло, так как разработка дизайна стоит дорого. Люди реагируют хорошо, но воспринимают мерч именно как покупку, а не как помощь проекту. Хотя деньги идут на бумагу, бензин, оплату проезда, еду и другие наши траты. Но это не бизнес-проект, и денег всегда нужно было больше, чем мы имели.
Что происходит со сборами в правозащитных организациях после начала «специальной военной операции»?
Сейчас основной акцент на удержании существующих доноров. Часть рекуррентных мы уже потеряли в связи со всем происходящим. Наша работа направлена на то, чтобы их возвратить, пусть и с меньшей суммой, а также удержать тех, кто остался с нами.
Сложно спрогнозировать, что нас ждет. Как говорится, единственное, к чему мы должны быть готовы — это ко всему. В текущих обстоятельствах мы не можем оплатить, например, ряд лицензий или сервис рассылок – их банки находятся за рубежом.
В России практически каждый день закрываются независимые СМИ и это одна из самый серьезных проблем. Наша повестка всегда была сложной, а сейчас нам фактически закрыли рот — привычных каналов для публикаций новостей и фандрайзинговой активности практически не осталось. Но мы развиваем новые.
Комитет против пыток не принимает пожертвования от иностранных граждан и из других стран, но мы продолжаем призывать россиян поддерживать нас, и это по-прежнему безопасно для них.
Еще в ноябре, когда стало известно о возможной ликвидации нашего партнера ПЦ «Мемориал»**, мы попросили доноров уменьшить сумму пожертвований — чтобы не потерять их деньги в случае блокировки счета. В марте, когда объем пожертвований стал расти, мы приостановили сборы, а вместе с ними — 20 тысяч подписок на регулярные пожертвования. Конечно, это было больно и для нас, и для всех, кто нас поддерживает. Но мы не прекращали нашу работу, и уже в начале апреля перезапустили сборы с нуля. Почти все донаты, которые мы собираем сейчас, пойдут на оплату юридической помощи, которую наши защитники оказывали в марте.
Параллельно мы развиваем и новые, децентрализованные, способы поддержки. Например, сейчас мы предлагаем поддержать наших подзащитных напрямую через платформу «Заодно». Развитие прямой помощи позволит и защитникам, и нашим донорам, и людям, которым мы помогаем, меньше зависеть от давления на правозащитные инициативы и на нас самих. Можно заблокировать сайты, ликвидировать организации и придумать новые отпугивающие ярлыки для правозащитников, но нельзя запретить людям помогать друг другу. В наших силах сделать этот процесс удобнее, прозрачнее и безопаснее для всех участников.
После 24 февраля объем пожертвований значительно вырос. Потом сборы пошли на спад: многие транзакции не проходят, доноры отписываются, проблема с получением пожертвований из-за рубежа, GlobalGiving временно прекратил выплаты организациям из России и Беларуси.
Раньше мы находились в офисе, который был предоставлен президентом, и не платили за аренду. Сейчас мы были вынуждены выехать из этого офиса, фактически — нас его лишили. Получается, мы будем искать дополнительные средства, чтобы покрывать новую статью расходов.
Но к нам стали чаще обращаться юридические лица, компании, корпорации с предложениями о помощи. По моим наблюдениям, и физических лиц постепенно становится больше — есть с чем работать. Сейчас мы планируем различные благотворительные акции, думаем на каких жертвователей можно выйти, с какими компаниями еще можно договориться.
Что будет происходить с правозащитными проектами в ближайшее время?
Сейчас кризисное ощущение — кризис ценностей. Россия исключена из Совета Европы, ЕСПЧ пролонгирует юрисдикцию только до 16 сентября. Мы думаем, как дальше работать, оставшись без такого передового инструмента по защите прав человека. Я хотел бы сказать, как я вижу нашу работу. Но я не знаю: будем и сможем ли мы работать через год?
Сейчас мы находимся в ситуации, когда не понимаем, что будет дальше. Но так или иначе, хотелось бы продолжать помогать людям защищать их права и свободы.
Мы видим, что даже несмотря на давление, ограничения, неудобства общественная поддержка правозащитных инициатив с каждым годом только растет. Мы видим, что с нами еще десятки тысяч людей, которые верят в нас, доверяют нам и разделяют наши ценности. Ими, как и нами, движет желание помочь и что-то сделать.
Пока есть люди, которые видят ценность в защите своих прав, будем и мы.
Спасибо, что дочитали до конца!
*признан иностранным агентом в России
**внесен в реестр иноагентов, ликвидирован по решению Мосгорсуда
