«В вонючих стенах интерната когда-то жил настоящий герой»: отрывок из книги Наны Эквтимишвили «Грушевая поляна»

Купить книгу «Грушевая поляна» можно на сайте издательства «Есть смысл».

Хоть и правда, что у Керченской улицы нет героев, но учитывая, что и город Керчь объявили героем с опозданием в тридцать один год, возможно, однажды обнаружится, что в вонючих стенах интерната когда-то жил настоящий герой. Если так случится, этими героями, несомненно, окажутся Кирилл и Ирина, бывшие здешние воспитанники. Сколько лет миновало с тех пор, как они покинули интернат, и чем больше проходит времени, тем труднее верится в то, что такие умные и успешные люди действительно некогда жили здесь. 

Сначала ушел Кирилл. А через пять лет — Ира. 

Лела и остальные дети много слышали от учителей об этих двух учениках. Раньше Дали часто о них рассказывала, вспоминала их с радостью и любовью. 

На первых порах Кирилл поддерживал связь с интернатом. Лела была тогда еще маленькая, но помнит, как Кирилл приходил в интернат, высокий, худой, сутулый светловолосый русский парень со спокойной манерой речи и учтивым поведением. Кирилл всегда носил брюки клеш и издали был похож на трубадура из «Бременских музыкантов». У Лелы до сих пор перед глазами стоит картина: Кирилл бредет по дороге, размахивая на ходу руками и устало сутулясь, точно возвращается с работы. В руке у него пакет. Дети бегут к Кириллу, старожилы и новички — все, знакомые и незнакомые. Кирилл улыбается, здоровается с ними, достает из пакета сладости и раздает детям. При виде этой сцены Дали пускала слезу: она гордилась тем, что Кирилл вырос порядочным человеком. Главной его заслугой было то, что он окончил школу с золотой медалью и поступил в институт. Кирилл, хоть и жил в интернате, ходил в обычную русскую среднюю школу, поскольку учился хорошо. Получив высшее образование, Кирилл устроился на работу. Когда он приходил, то больше часа не оставался. У него было усталое лицо и грустные глаза. Чувствовалось, что у него немало дум и забот. И что жизнь его не всегда легка. 

В дальнейшем Кирилл, как и многие другие воспитанники школы, исчез. Исчез бесследно. Одни говорили, что Кирилл уехал в Россию, другие — что его убили. Доподлинно никто ничего не знал. Молва о талантах Кирилла постепенно умолкла, даже Дали редко о них вспоминала. 

Вторым героем была Ира. У Иры отец был грузин, а мать русская. Отец оставил маму, а мать бросила детей. У Иры было много братьев и сестер, и она знала наизусть, кто в каком интернате и детском доме. Ира была привлекательная, стройная светловолосая девушка, и, глядя на то, как она идет по двору соседнего дома, никто в жизни не догадался бы, что направляется она в «школу для дебилов». Одной из причин, по которой Ира стала здешней героиней, было то, что, как и Кирилл, она окончила школу с отличием и поступила на юридический. А вот дальше случилось чудо, затмившее даже достижения Кирилла. Говорят, Ира подала в суд на собственную мать, выиграла процесс и лишила ее родительских прав. Последнего ребенка, которого мать почему-то не записала на себя, Ира забрала и растила сама. Эту историю Дали особенно любила, и при воспоминании об этом у нее на глазах наворачивались слезы. 

Лела хорошо помнит Иру. Вскоре Ира вышла замуж, но продолжала их навещать, все такая же веселая и милая. Часто надевала короткую юбку из черной кожи и черный топ. После замужества Ира коротко постриглась, а во время визитов в интернат играла с детьми в футбол, ловко перехватывала мяч, бежала в своей короткой юбочке к воротам, заливаясь смехом, и не показывала ни следа горя или нужды. 

Других героев у интерната пока не было. Дети любили эти истории и часто спрашивали: если те двое тоже были дебилами, то как они смогли окончить школу и учиться дальше? Дети знали, что попавшим сюда, даже самым способным, тяжело учиться. Учителя же говорили, что многие из оказавшихся здесь вовсе не дебилы, как Коля и Стелла: кого-то отправили сюда только из-за того, что в других детских домах не было мест, или потому, что здешние условия лучше, из-за большого двора, стадиона, из-за хороших учителей и так далее и тому подобное. 

Некоторые воспитанники ярко запечатлелись в Лелиной памяти и в истории интерната, хотя героями их никто не назвал бы. Разве, к примеру, забудешь Марселя, наводившего ужас не только на интернат, но и на окрестности? 

Чернокожему Марселю было пятнадцать, родом он был из Батуми. Марсель шарахался от всех, как необъезженный жеребенок, никому не давал к себе подступиться, а если кому-то случалось все-таки оказаться рядом, скалил зубы, точно дикий зверь, готовый при малейшем намеке на вызов вцепиться зубами в горло и разорвать врага. Марсель страшно орал и ругался. Те, кому посчастливилось избежать его кулаков, не могли увернуться от его слюны. Когда Марсель понимал, что жертва ускользает, то втягивал тощие щеки, накапливая слюну, и выстреливал ею в затылок или шею убегавшему. Дети страшились этого куда больше, чем попасть под его кулак. Неизвестно, как и почему Марсель очутился в Тбилиси, кто его привез и сдал в интернат, были ли у него родственники. Местные разглядывали Марселя как музейный экспонат: раньше они никогда не видели чернокожих, разве что по телевизору. Люди сходились со всего района, выстраивались у ограды интерната и таращились на Марселя. Старшим ребятам он даже нравился, и они окликали его: «Негр, а ну, иди сюда!» Марсель наклонялся, набирал в кулак гравия, запускал им в стоящих возле ограды местных, и те разбегались кто куда. Иногда Марсель бросался к ограде, как раненое животное, и хватался за нее с ревом, чуть не ломая прутья. Когда он начинал плеваться, местные с бранью расходились. 

Леле тогда было четырнадцать, и она, с одной стороны, старалась не приближаться к Марселю, он наводил на нее страх, а с другой — все, что ни делал Марсель, ее восхищало. Он быстро бегал, фантастически играл в футбол, никого не боялся, ни в чем не слушался учителей и всегда поступал так, как ему заблагорассудится. С Лелой Марсель только три раза перемолвился словом. И все три раза совершенно не походил на того Марселя, который с ревом гоняется по двору за врагами: с ней он говорил спокойно, на правильном грузинском с легким русским акцентом. 

Первый раз Марсель подошел к Леле в столовой и спросил, не бросает ли здесь кто мух в еду. Наверное, где-то он видел такое. Лела сказала, что нет. Второй раз, на школьном дворе, спросил у нее маршрут автобуса. В третий раз они поболтали на школьном дворе ночью. Леле тогда не спалось, и она спустилась на улицу. Погладила дворовую собаку, закурила сигарету, выпустила дым. Марсель был во дворе, но Лела его не сразу заметила. Он сидел на доске между елями, и белки его глаз блестели в темноте. Внезапно Марсель свистнул, Лела посмотрела в его сторону и увидела, что он машет ей рукой, дескать, подойди. Лела не испугалась, подошла. 

— Дай сигарету! — сказал Марсель. 

Лела зажала свою сигарету краешком губ и вытащила из нагрудного кармана еще две. Одну дала Марселю, вторую отправила обратно в карман. Марсель прикурил от большой зажигалки, которую до этого вертел в руках. 

— Садись! — велел он Леле. 

Лела присела на лавку. Марсель молча курил. Лела тоже курила и не говорила ни слова. Марсель делал такие глубокие затяжки, что сигарета скоро догорела. Лела достала последнюю и протянула ему. Марсель взял сигарету, встал и куда-то направился, не говоря ни слова. Чуть погодя остановился у елок, повернулся и спросил: 

— Море здесь есть? 

Лела покачала головой, потом сообразила, что Марсель в темноте этого не увидит, и произнесла погромче: 

— Нет.

Марсель повернулся к Леле спиной и ушел.

Через несколько дней его забрали из интерната. Почему и куда, Лела не знала, да и никто не знал. Может, перевели в другой интернат, или отвезли к родителям, родственникам, или даже вернули в батумский детдом. 

Лела помнит и Феликса, худенького, смирного, безобидного мальчика, который не особо рвался с кем-то сближаться и дружить, ходил все время один, с опущенной головой. Феликс не играл в футбол, не любил и мериться силой. Однажды он где-то нашел маленькое колесо от велосипеда. Наверное, он и раньше что-то такое видел, а может, сам додумался — сделал железный крючок на длинной ручке, зацепил за колесо и принялся его катать. И не надоедало ему. Некоторые из интерната стали ему подражать — тоже откопали в кучах металлолома старые брошенные колеса, просунули в них крючки и бродили за Феликсом, точно странные понурые одноколесные велосипедисты. Многим вскоре надоела однообразная игра, и они оставили ее. А Феликс расхаживал, все такой же печальный, наклонив худую шею, и все с тем же усердием катал колесо по школьному стадиону и маленькому пригорку, по дороге перед интернатом, по бордюрам и ухабам: казалось, будто в руках его металлоискатель и мальчик вот-вот обнаружит клад. Колесо бежало по дороге как заблагорассудится, точно строптивое животное. По асфальту оно катилось ровно, на ухабах и пыльном стадионе скакало так, что не удержать. Вся суть мастерства Феликса заключалась в том, чтобы понять, чего хочет это живое существо, и провести его по всем путям благополучно. Если колесо у мальчика переворачивалось, он присаживался на корточки, по очереди рассматривал колесо и крючок, потом что-то поправлял и продолжал путь. Не раз предлагали Феликсу обменять его колесо на новое или большего размера, но он не соглашался. Да и как бы он согласился, если это колесо стало для него чем-то вроде преданной собачки, вместе с которой легко переносить утомительную и однообразную повседневность интерната. 

В конце концов колесо у Феликса украли. Феликс знал, что его резвая собачонка никогда не отыщет дорогу назад: колесо ведь не умело лаять и не могло найти своего хозяина по запаху. Понимал он и то, что вор не особо интересовался колесом, не собирался и катать его туда-сюда по дороге. Ему просто хотелось разлучить Феликса с его странным товарищем, и колесо наверняка валяется где-нибудь на помойке. Феликс не стал искать колесо. Так и ходил в одиночестве, ссутулив плечи и понурив голову, вглядываясь в землю на дороге, будто все-таки надеялся что-то найти, какое-нибудь другое колесо, которое быстрее помчало бы его по дорогам к лучшей жизни. 

Когда Феликс подрос, то начал работать в соседских садах. Заслужил доверие многих, ему и ключи оставляли от садовых калиток и домиков, и давали немного денег. 

Не так давно Феликс бросил интернат. Даже школу не окончил, просто в один погожий день встал и ушел не оглядываясь. Поговаривали, что Феликс устроился грузчиком на рынке Лило. Трудился тяжело, что называется вкалывал, и, по словам Дали, честным трудом зарабатывал себе на хлеб. 

Спасибо, что дочитали до конца! Купить книгу «Грушевая поляна» можно на сайте издательства «Есть смысл».

• Теги:
• Книги
• Ментальные особенности
• Сиротство