18+

Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Благотворительным фондом помощи социально-незащищенным гражданам «Нужна помощь» либо касается деятельности иностранного агента Благотворительного фонда помощи социально-незащищенным гражданам «Нужна помощь».

Что всё это значит?

За последние три года преступность в России могла вырасти на 40% – но попала в «серую зону» статистики. Объясняем, что это значит

Согласно опросам, жертв преступлений в 12 раз больше, чем по официальным данным. Коллеги из дата-платформы «Если быть точным» разобрались, как так вышло.

Российская Генпрокуратура ежемесячно публикует криминальную статистику, из которой можно узнать, что в 2021 году в стране было зарегистрировано около 2 млн преступлений. При этом существенная часть преступлений по разным причинам проходит мимо официальной статистики. Что известно о латентной преступности в России и как ее изучают социологи — объясняет научный сотрудник Института проблем правоприменения Дмитрий Серебренников.

Для начала стоит сказать, что цифра в 2 миллиона отражает только то количество происшествий, о которых узнали правоприменители и которые они решили оформить как преступление. В реальности как не каждая простуда приводит к вызову скорой помощи, так и не каждый случай воровства, драки или других криминальных действий заканчивается обращением в полицию. Эту «серую зону» не попадающих в официальную статистику преступлений Адольф Кетле, бельгийский математик XIX века, назвал dark figure of crime. В России же более принят термин «латентная преступность».

Чтобы понять, что скрыто в этой «тени», проводятся специальные опросы жертв (или виктимизационные опросы). Обычно цифры этих исследований на порядок больше, чем в официальной статистике даже в странах с крайне низким уровнем преступности. Но это не стоит воспринимать как аномалию. То, что гражданин воспринимает как преступление, может не быть таковым с точки зрения закона — и наоборот. Более правильной трактовкой будет сказать, что опрос и статистика не противоречат, а дополняют друг друга в случае, если необходимо сделать какие-то выводы о криминогенной обстановке в стране.

С помощью таких опросов, например, измерялась эффективность CompStat — специальной системы полицейской отчетности, созданной для более эффективной работы полиции в ряде городов США в 1990-х годах, а также различные инициативы по реформе полиции в Китае и в некоторых других странах. 

В России в 2018 году Институт проблем правоприменения впервые провел виктимизационный опрос на всероссийском уровне, а в 2021 году с незначительными изменениями повторил это исследование. Было опрошено около 14,5 тысяч человек, из которых 3 тысяч назвали себя жертвами преступлений за последние пять лет. Ниже мы расскажем, как изменилось количество преступлений и структура преступности с точки зрения участников исследования. Более детальный анализ и ссылку на данные опроса вы можете найти в тексте аналитического отчета ИПП.  

Как сравнивали опросы друг с другом и с официальной статистикой

Благодаря преемственности методологии мы можем узнать, что произошло с уровнем преступности в России за три года между двумя версиями опроса. Однако в силу специфики таких исследований невозможно просто взять получившиеся пропорции ответов и сделать вывод о масштабах преступности в России. Необходимо понимать ряд ограничений и особенностей при их интерпретации.

Во-первых, в опросе не участвовали лица младше 18 лет, а в итоговых распределениях по возрасту респондентов менее представлены пожилые люди. Возможно, это следствие того, что опрос проводился по телефону. Таким образом, опрос представляет мнения в первую очередь коммуникативно-активного совершеннолетнего населения России.

Во-вторых, в каждом из двух опросов участвовало разное количество респондентов (это следствие методологических решений), при этом и население России за это время тоже менялось. Поэтому при сравнении ряда показателей мы будем говорить в терминах «на 1000 совершеннолетних жителей России». Либо, когда нас интересует специфика какого-то явления (например, относительно редкого типа преступления), мы будем представлять результаты в процентах, поскольку редкость некоторых событий (например, грабежей) не делает их менее важными для изучения. 

Кстати о типах преступлений. Поскольку респондент обычно не может рассказать о произошедшем в терминах Уголовного кодекса, а при недолгом телефонном разговоре сложно узнать некоторые тонкости классификации инцидента в принципе, мы поделили события, произошедшие с жертвами, на восемь больших категорий:

  • насилие — все инциденты, в которых было физическое насилие, но при этом у преступника не было цели завладеть имуществом жертвы;
  • грабежи и разбои;
  • мошенничества;
  • кражи;
  • удаленные преступления — кража денег с банковских счетов, аккаунтов или обычные телефонные мошенничества; 
  • покушения на удаленные преступления — специфическая категория, при которой респондент вовремя распознал, что имеет дело с удаленным преступлением и в итоге не понес никакого ущерба, однако при этом считает себя жертвой;
  • прочие преступления — например, поджоги или ДТП;
  • преступления, для классификации которых недостаточно информации.

Для анализа ниже мы будем использовать в основном первые шесть типов.

И последнее: поскольку мы не можем опросить всех жителей страны, а только какую-то их часть, опрос никогда не может давать точные цифры. Но как тогда мы можем быть уверены, что сравнение двух показателей уровня преступности в 2018 и 2021 годах — это не случайные колебания неизменного явления? Именно чтобы избежать такой критики, мы будем говорить об изменениях только в тех случаях, когда разница в каком-то показателе между двумя периодами не могла получиться случайно. Это высчитывается с помощью специальных статистических тестов. 

Статистическую значимость можно интерпретировать как то, что разницу между двумя числами крайне затруднительно получить случайно. То есть при многократном проведении опроса мы с определенной долей уверенности будем получать приблизительно такое же различие между значениями за три года. В отчете используются следующие тесты на значимость: T-Test, Mann-Whitney-Wilcoxon test, Chi-Square test.

Латентная преступность в России в 12 раз выше официальной

Если мы сравниваем общее количество преступлений, которые произошли с респондентами за последние 12 месяцев до опроса, то получается, что за последние три года количество преступлений значительно выросло. Если в 2018 году жертвами становились 77 жителей России из тысячи, то в 2021 уже 109. Для сравнения, по официальной статистике жертвами преступлений в 2021 году становятся 9 человек из тысячи. 

Такая разница является вполне нормальной и для других стран мира, но сами эти числа требуют прояснения.

Если взять только жертв, которые заявили, что получили реальный материальный или физический ущерб, то мы получаем значительно меньшие цифры: 55 человек на тысячу совершеннолетнего населения в 2018 году и 70 в 2021. Рост все равно наблюдается, но не такой большой. Чтобы понять, в чем причина такой разницы, обратимся к типам преступлений.

На графике мы видим, что для разных типов преступлений характерна различная динамика. Количество жертв краж, а также грабежей и разбоев сократилось. Мошенничества не претерпели изменений. В 2021 году стало на 60% больше жертв нападений, чем за три года до того. Однако в целом пострадавших от «классических» типов преступлений точно не стало больше.  Одна из возможных причин — пандемия COVID-19 и введение режима самоизоляции в российских городах, из-за чего мог вырасти уровень домашнего насилия. Однако это лишь гипотеза, которую нужно проверять. В целом же пострадавших от «классических» типов преступлений не стало больше. 

Наблюдаемый рост вызван двумя категориями «новых» преступлений, которые сильно изменили всю структуру преступности: удаленных преступлений и покушений на них. И в том и в другом случае мы наблюдаем более чем двукратный рост. Почти такой же разрыв наблюдается между общим числом удаленных (63 человека на тысячу населения) и обсуждавшихся выше «оффлайн» преступлений (33 человека). 

Дополнительным подтверждением этому является резкий рост числа респондентов, считающих, что преступление против них было связано с обманом или введением в заблуждение (что очень типично для телефонных или онлайн-мошенничеств). Среднее значение утвердительного ответа на этот вопрос за три года выросло с 39% до 62%. 

Большинство удаленных преступлений совершаются по телефону

Под удаленными мы понимаем и телефонные, и киберпреступления. Большинство удаленных преступлений происходят с использованием телефона и интернета, однако преступление по телефону более распространено. В случае «покушений» он используется почти всегда. 

Судя по исследовательской литературе, в этом проявляется специфика российской удаленной преступности. Зарубежные исследователи почти всегда обсуждают проблему киберпреступлений, однако в нашем случае интернет уступает телефону.

Проблему удаленных преступлений понимают и в МВД, пытаясь реагировать на происходящие изменения, однако общая тенденция отмечается во многих других странах: при постепенно сокращающемся количестве ненасильственной «оффлайн» преступности, происходит резкий рост удаленных преступлений. 

Изменения происходят не только количественные, но и качественные — на данных опроса видно увеличение медианного значения ущерба от преступлений такого типа. Если в 2018 году этот показатель равнялся 5 тыс. рублей, то в 2021 году вырос до 8 тыс. рублей (хотя при этом этот показатель является самым низким среди всех преступлений).

Анализируя результаты опроса, стоит сказать, что ущерб только от телефонных преступлений (без учета тех интернет-мошенничеств, где телефон не использовался) можно оценить в 226 млрд рублей при медианном ущербе в 10 тыс. рублей. 

Самой большой ущерб наносит мошенничество

Среди «классических» преступлений самым большим медианным ущербом обладает мошенничество (примерно 16 тыс. рублей). Единственное «оффлайн» преступление, для которого произошли изменения за последние три года — кража. Ее медианный ущерб незначительно снизился с 14 до 13 тыс. рублей. 

Для всех преступлений в целом медианный ущерб упал с 11 до 10 тыс. рублей, но вот средняя сумма наоборот выросла — и значительно. В 2018 году она была 30 тыс. рублей, а в 2021 — 43 тыс. рублей. 

Как это возможно? В большинстве случаев сумма потерянного и правда становится ниже. Но для той категории респондентов, которая лишилась очень больших средств в результате преступлений, ущерб спустя три года стал еще больше.

Отдельно рассмотрим насильственные преступления. Среди жертв, рассказавших, что преступление было связано с насильственными действиями, 43% говорят, что получили синяки и ссадины, а 36% — более серьезные повреждения. Суммарно 20 человек из тысячи совершеннолетних граждан получают реальный физический ущерб из-за преступления в год. Среди жертв категории «нападение» 58% сообщали, что в результате происшествия нуждались в медицинской помощи. Из этих 58% за медицинской помощью обратились 80%.

При этом в двух третях случаев нападений преступник не использовал никакого оружия. Еще в 30% случаев использовался нож, дубины или другое импровизированное оружие. Случаи, когда во время криминального инцидента преступник нанес физический ущерб с помощью огнестрельного оружия, исчезающе редки.

Мужчины чаще страдают от насилия, женщины — от удаленных преступлений

Кто чаще всего становится жертвой преступлений? Для ответа на этот вопрос мы проанализировали половозрастные характеристики респондентов, их доход, а также ряд других параметров. Ни в одном из типов преступлений не наблюдается абсолютного доминирования какого-то гендера или возрастной группы. Мы лишь можем говорить о различных смещениях.

Так, нападение — относительно «молодое» преступление. Средний возраст его жертв ниже, чем у жертв преступлений любого другого типа. Для 2021 года этот показатель был равен 37 годам. Обратная ситуация с мошенничествами — им больше подвержены респонденты старшего возраста. За последние годы есть статистически значимое изменение в сторону еще большего усиления этого тренда. Сейчас средний возраст жертв мошенничеств — 47 лет. Согласно опросу, средний возраст всех жертв статистически значимо ниже (41,8), чем у не-жертв (44,7). 

Другой важный аспект социо-демографического портрета — гендер. Результаты опроса подтверждают криминологические тезисы о том, что мужчины чаще становятся жертвами преступлений, связанных с причинением физического насилия, а вот женщины больше подвержены криминальным инцидентам другой части нашего спектра — удаленным преступлениям. Последний тезис может объясняться и тем, что женщины могут меньше стесняться рассказывать об этом типе преступления, чем мужчины. Общий процент мужчин-жертв статистически не отличается от не-жертв и равен примерно 48%.

Среди жертв стало больше людей среднего достатка

Респондентам также задавался вопрос об уровне их субъективного дохода. Большинство преступлений приходится на категории респондентов, которые заявляют, что им не хватает денег на технику, мебель или более дорогие покупки. При этом за три года изменения в доходе жертв произошли только с некоторыми категориями жертв «классических», контактных преступлений.

Сравнивая контактные и удаленные преступления, мы не находим значительной разницы между долями респондентов в категориях. Единственное исключение — в случае онлайн и телефонных преступлений доля жертв «среднего класса» еще больше, чем в классических типах — 38%, а доля двух верхних категорий «зажиточных», наоборот, несколько меньше — 23% в сумме. Таким образом, удаленные преступления являются более массовыми с точки зрения типичного портрета пострадавших от них. 

Спасибо, что дочитали до конца! Еще больше материалов о данных по социальным проблемам — на сайте «Если быть точным».

Материалы по теме
Цифры
Что происходило с российской преступностью в 2021 году. Исследование «Если быть точным»
15 апреля
Читайте также
Новости
«Нужна помощь» признали иноагентом. Отвечаем на все вопросы о новом статусе
2 марта
Знания
Берегись «подснежника»: как безопасно водить зимой и не бояться это делать
1 марта
Опыт
«Все как у всех — только с бинтами»: монолог женщины, которая с рождения живет с буллезным эпидермолизом, но узнала об этом только в 30 лет
29 февраля
Помочь нам