- Опыт
- 25 ноября 2021, 14:08
Почему насилие — сексуализированное, но не сексуальное? Рассказывает Центр «Сестры»
25 ноября — Международный день борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин. И сегодня важно поговорить о том, кто помогает пострадавшим от сексуализированного насилия в России и с какими трудностями эти люди сталкиваются.
В России тема насилия, и особенно сексуализированного насилия, остается табуированной: мало доступной информации, нет обвинительных приговоров для преступников, нет языка, которым мы могли бы говорить о насилии — он только начинает формироваться.
Из-за табуированности проблемы отсутствует и система помощи пострадавшим: при обращении в правоохранительные органы женщины регулярно сталкиваются с повторной травматизацией.
Каждый год, по консервативной статистике, более 100 000 человек в России сталкиваются с секусализированным насилием — это изнасилования, растление несовершеннолетних и другие действия, затрагивающие половую неприкосновенность человека. Например, харассмент или домогательства.
Центр «Сёстры» с 1994 года оказывает поддержку пострадавшим от сексуализированного насилия и их близким. Мы поговорили с Надеждой Замотаевой, директрисой Центра, и Натальей Тимофеевой, координаторкой просветительских программ, чтобы узнать, как устроена их работа, и какие изменения происходят в системе помощи пострадавшим от насилия в России.
В статье мы не используем словосочетание «сексуальное насилие», а говорим «сексуализированное насилие». Первый вариант смешивает смысл с положительными коннотациями и ассоциируется со сферой удовольствия — лучше его не использовать. Насилие не может быть привлекательным или приятным.
«Пострадавшие»
В статье мы не используем термин «жертва» — он часто воспринимается как личностная характеристика, связанная со слабостью женщины. Лучше говорить «пострадавшие» и «пережившие» — эти слова подчеркивают серьезность произошедшего, а также указывают на дальнейшую возможность восстановления.
Как устроена работа Центра сейчас?
Спектр нашей работы очень широк. Мы помогаем людям, пострадавшим от сексуализированного насилия, их родственникам, а также специалистам, которые участвуют в решении проблем насилия: полиция, юристы, медики, социальные работники, педагоги, специалисты помогающих организаций и кризисных центров.
Мы бесплатно работаем со всеми пострадавшими без исключения. Для нас не важны ни пол, ни возраст, ни национальность. Для нас важна личность и помощь этой личности.
У нас есть 2 основных направления работы: кризисная помощь пострадавшим и просветительская деятельность.
Первая линия помощи — телефон доверия и кризисная почта. Следующий шаг — консультации с психологом для снятия острого состояния и группы поддержки для пострадавших.
Большой запрос сейчас на группы поддержки, мы активно развиваем этот сервис: провели обучение, чтобы было больше ведущих и мы могли помочь большему количеству людей.
Также есть случаи, за которые мы уже беремся, но еще не можем оформить их как отдельное направление работы. Например, у нас есть психологи, которые специализируется на работе с детьми и в некоторых случаях могут сопровождать семью во время следствия и судебного процесса. Это сложное мероприятие, и нам пока не хватает мощностей, чтобы его развить.
Что касается второго направления работы, просветительской деятельности — это очень важная для нас часть. Почему насилие происходит? Почему нет помощи и поддержки? Почему близкие не реагируют правильно? Это происходит в том числе из-за того, что не ведется систематической работы просветительской: что такое личные границы, как уважительно к ним относиться, как к себе прислушиваться, что такое согласие, как поддерживать пострадавших. Тут мы работаем с широкой аудиторией и специалистами: готовим материалы в социальных сетях, проводим обучающие лекции, выступаем на конференциях.
Силами сотрудниц и психологов центра регулярно проходят очные консультации — это 3 бесплатных встречи для пострадавших. Часто мы слышим, что этого мало, но на самом деле в период актуализации травмы этого достаточно. Если позже опыт опять актуализируется, можно обратиться вновь и получить еще 3 консультации, а через 3 месяца еще 3: три по три, как мы говорим.
Что значит актуализация травмы? И чем тут может помочь Центр?
Актуализация травмы — это момент, когда человек вновь начинает жить не свою привычную жизнь, а травму.
Важно понимать, что в момент преступления и насилия у пострадавшего заканчивается жизнь, и начинается выживание. Влияние травмы немедленно, оно лишает пострадавшую контроля над собственной жизнью.
И когда физически всё завершается для внешнего мира, для пострадавшей не завершается ничего. Мы постоянно слышим, как женщины боятся выходить на улицу, взаимодействовать с другими людьми, не могут продолжить работу или учёбу — это следствие психологических, медицинских и юридических проблем. Ресурсы на нуле, а человек продолжает выживать.
Вот пока это состояние длится — это и есть травма и её актуализация.
Сами пострадавшие описывают свое состояние, как жизнь, поделенную на «до» и «после». А между — полный провал. И наша важная задача — прерванную жизнь вернуть.
Кто эти прерванные жизни возвращает?
Сейчас в Центре работает 20 сотрудниц и 6 волонтерок.
Волонтерство для нас — продолжительная история. Набор идет в несколько этапов. На сайте нужно заполнить анкету, а после этого часть волонтерок мы приглашаем на интервью. В итоге 16 человек попадают на наше обучение, и 8 из них начинают свое волонтерство в центре.
Мы много сил вкладываем в подготовку наших волонтерок и консультанток.
Для участия в обучении психологического образования не нужно: кризисное консультирование – не психотерапия, а первая помощь: выслушать, поддержать, не задавать лишних вопросов, дать базовую информацию, чтобы помочь человеку сориентироваться. Мы проводим дополнительное обучение с тщательным отбором и примерно 6 месяцев готовим их перед тем, как выпускать на телефон доверия или кризисную почту.
В Центре мы много работаем над профилактикой выгорания. У нас есть допустимый максимум работы: количество смен, которые могут брать консультантки. Есть обязательные супервизии и интервизии, и вообще, достаточно неплохо выстроена модель поддержки помогающим специалистам.
В первую очередь помощь всегда начинается с границ — мы это обсуждаем на тренингах.
Знать, что помощь ограничена, может быть нелегко, и иногда мы вынуждены отказывать. Но есть плюс: ограничения дают четкое понимание, что лично я могу сейчас сделать, а что не могу. Это помогает работать именно с пострадавшей, с ее историей и с ее выбором, а не с моей интерпретацией.
Меняется ли отношение государства к проблеме сексуализированного насилия?
До сих пор сексуализированное насилие не расценивается как проблема, с которой нужно работать. Мы читаем учебники МВД, становится страшно — это картинка, устаревшая лет на 50. Кажется, у правоохранительных органов даже нет понимания, насколько профилактика насилия и грамотная работа с пострадавшими помогала бы и им самим вести дела.
Почему в отделах уговаривают не подавать заявление? Почему не регистрируют? Почему оказывают давление? Иногда это связано с отсутствием информации. Конечно, бывают случаи, когда сотрудники осознанно находятся на стороне насильников, но многие люди действительно искренне не понимают, как работать с пострадавшими. Здесь нужна отдельная работа по преодолению стереотипов и мифов.
До сих пор в обществе остаются представления, будто насилие касается только маргинальной среды. Абсолютно нет.
Например, к нам обращается взрослая женщина, которая не может работать из-за травмы, а ей нужно кормить 2 детей. Получается, физически дети находятся в безопасности, но на самом деле вся семья становится под угрозой.
И это тоже вопрос: если у государства просемейная политика, то где она? Получается, заявления о защите детей и семей на практике не работают.
И это может быть не очень очевидно, но последствия насилия несут убытки для государства в том числе. Если не хочется из гуманистических соображений помогать, то подумайте о деньгах: часто после насилия пострадавшие теряют работу, что экономически государству не выгодно.
Боюсь называть эту цифру, но она такова: в 99% случаев при обращении в правоохранительные органы пострадавшие получают вторичную травматизацию.
Происходит подмена понятий — и это часть государственной политики.
Нам говорят, что насилие в семье — это нормально, это внутреннее дело, это ссоры. А насилие в обществе — не насилие, а обычные отношения. Не хочешь насилия, сиди дома.
В 2016 году на государственном уровне были декриминализированы побои: это вызвало новый всплеск насилия. Каждый день мы наблюдаем только лишь верхушку айсберга.
Как лично у вас получается справляться с этим противодействием?
Первая реакция на происходящее, конечно — ярость. Как так? Почему так происходит?
Но сейчас я стараюсь замечать больше хороших вещей и инициатив вокруг. Например, мне важно, что в Центре выстроилась система взаимодействия с другими организациями и инициативами. Да, грустно, что мы дублируем функции государства, но хорошо, что у нас это получается. 10 лет назад такой системы не было.
Жаль, что системной работы у государства нет, но некоторые сотрудники правоохранительных органов, государственных медицинских и образовательных учреждений уже могут сами находить информацию о том, как помочь. Появляется все больше инициатив, проектов, материалов о том, как обеспечивать качественную поддержку пострадавшим.
Я продолжаю встречать людей, которые разделяют мои взгляды по поводу насилия. Разделяют позицию, что насилие — неприемлемо. Для меня это признак того, что тема не только в замкнутой среде существует, и наша работа влияет на общество в целом.
Это пока только костыли, но с ними куда лучше, чем без них.
Недавно у нас был яркий случай, и жаль, что он выделяется от общей картины, но он есть — и это уже очень хорошо. Мы узнали, что пострадавшая обратилась в правоохранительные органы, и ей там помогли. Прям хорошо помогли: поддержали, не обвиняли, поговорили. И грустно, что он выдающийся, но здорово, что он случился.
Мы и сами сталкиваемся с сопротивлением.
Например, во время недели просвещения о сексулизированном насилии мы отправили запрос в министерство внутренних дел и очень обрадовались первичному ответу: приглашение рассматривалось. В день мероприятия нам сообщили, что никто не приедет, а взаимодействие с НКО приоритетной задачей для правоохранительной системы не является.
Но реализация общих задач создает у каждой из сотрудниц Центра внутреннюю устойчивость, чтобы оставаться в организации: вместе делать общее дело и делать его хорошо.
Уже 3 года мы ведем работу с дружественными юристками и кризисными центрами и состоим в Консорциуме женских неправительственных объединений. Для пострадавших обращение в органы — отдельная большая история. Мы направляем их к дружественным юристкам из разных кризисных центров, а от юристок получаем запросы на психологическую поддержку пострадавших.
Есть ли еще какие-то позитивные тенденции?
Сейчас ситуация в обществе меняется, в том числе, и благодаря нашим активным действиям. Работа Центра масштабируется и транслируется шире, в том числе, благодаря социальным сетям.
За 20 лет поколение выросло другое: и о гражданских правах стали больше понимать, и о правах личности, и отношение к проблеме поменялось.
В 2018 году мы учредили ежегодную неделю осведомленности о сексуализированном насилии, и это именно устойчивая инициатива: мы транслируем свой опыт, опыт зарубежных организаций. И наш огромный успех — сексуализированное насилие все реже называют «сексуальным». Эта инициатива фонда совпала с нашим 25-летием: подводя итоги, мы приняли решение, что не может насилие называться так, как называлось все это время.
Язык меняется системно? Есть ли слова, которыми мы можем говорить о сексуализированном насилии?
Язык, которым мы говорим о насилии, только формируется. Для этого нужно время, и только наших усилий недостаточно — необходимо усилие разных сообществ, связанных с проблемой.
Когда мы говорим о насилии, мы не употребляем слово «жертва» — это очень проблематичное слово. Часто его используют как личностную характеристику, и оно тоже работает на оправдание насилия: надо было себя разумнее вести, ничего бы не случилось.
Но до сих пор и в языке, и в жизни личность пострадавших остается значимым фактором: приличной женщина была или нет? И общество это обсуждает, и следователи будут проверять: опрашивать партнеров, выяснять, употребляла ли алкоголь, был ли постоянный партнёр. Если часто их меняла, то будто не жалко. И до сих пор эта категория остается: люди, которых не жалко.
С другой стороны, есть группы людей, медиа и разные организации, которые формируют и популяризируют более гуманистические позиции. Да, не во всем еще отточена эта лексика, но люди начинают к ней стремиться.
Вы можете поддержать пострадавших от насилия и внести свой вклад в развитие Центра, подписавшись на пожертвование здесь.
Пережившие сексуализированное насилие и их близкие могут получить консультацию и поддержку по телефону доверия +7 (499) 901-02-01 (с понедельника по субботу с 10 до 20, телефон московский) или по кризисной почте [email protected].
Спасибо, что дочитали до конца!
Опыт
Опыт
Знания