Красить волосы, крутить обруч

— Валерий Валерьевич, вы не смотрите по сторонам, я не смогла в квартире ремонт сделать, я даже убрала только в одной комнате. Просто проходите и не смотрите.

Была бы Наташина воля, она бы за пару часов с тех пор, как я позвонил ей из Москвы и сказал, что еду проведать ее в подмосковный городок Ступино, перекрасила бы потолки, переклеила обои, отциклевала пол и поменяла сантехнику. Но успела убрать только одну комнату, гостиную. Нарядила, как могла, девяностолетнюю бабушку. Велела причесаться сыну-подростку. И сама оделась в коктейльное платье.

Наталья с сыном Артёмом и бабушкой Клавдией Петровной.

Я сажусь на диван, жую бутерброды, которых Наташа настругала целую гору, и думаю: «Милая ты моя! Несколько месяцев назад ты не стеснялась принимать гостей даже в халате. У тебя не было сил убраться даже у себя на больничной тумбочке. А теперь, гляди ж ты — платье коктейльное, комнату убрала — какое счастье!»

У Наташи была лимфома Ходжкина. Ей сделали несколько курсов химиотерапии. А когда по протоколу лечения пришло время лучевой терапии, тут-то в клинике и закончились на лучевую терапию квоты.

Есть такая дурацкая особенность у российского здравоохранения: квоты, которые государство выделяет на лечение людей, имеют обыкновение заканчиваться к концу года. Еще ноябрь, а квот уже нет. Пациентам предлагают либо оплачивать лучевую самостоятельно, либо ждать января. При том, что для успешного лечения лимфомы Ходжкина между химиотерапией и лучевой терапией не должно быть никакого перерыва. Вот Фонд борьбы с лейкемией и закрыл благотворительными средствами эту государственную дыру в квотах. А я, помогая Фонду, случайно оказал Наташе крайне важную для нее в ту пору психологическую поддержку.

Наташа и ее сын Артём на улице рядом с домом в Ступино. Наташа очень радуется весне и солнцу, последние две недели она чувствует себя намного бодрее.

Наташа вообще-то собиралась помирать. Несмотря на успешно проведенную химию и благоприятный прогноз, Наташа настроена была крайне мрачно. Мы разговаривали с ней, а она все никак не могла поверить, что рак может кончиться выздоровлением, а не смертью. Рассказывала, как тринадцатилетний ее сын, узнав, чем больна мама, пошел к родителям школьного друга и спросил, возьмут ли они его в свою семью, когда мамы не станет. Плакала, заглядывала в глаза с безмолвной просьбой: «Спасите».

От рака я спасти ее не мог. Спасают врачи. Я мог только помочь собрать деньги на лучевую. Но я мог спасти ее от страха.

Я достал тогда из кармана телефон, порылся в фотографиях и показал Наташе свою жену и троих младших детей. Я сказал:

— Смотрите, Наташа, эта женщина двадцать лет назад болела лимфомой Ходжкина, такой же, как у вас. А с тех пор выздоровела и родила мне троих прекрасных детей.

Рисунок Артёма, он подарил его маме несколько месяцев назад, когда Наталья проходила лечение.

Надо было видеть, что в тот момент случилось с Наташиным лицом. В Наташе внутри как будто бы зажгли лампочку. И с этого момента Наташа, кажется, поверила, что это не вы спасли ее своими деньгами, а я — своим добрым словом. Она говорит:

— Валерий Валерьевич, можно я с вами селфи сделаю, девчонкам на работу пошлю? Они же не поверят, что вы правда приезжали меня проведать.

Мы делаем селфи. Наташа прижимается. А я испытываю редкое в моей профессии чувство, что вот же, не кошмар происходит вокруг меня, а счастье.

Потом опять сажусь на диван, пью чай, жую бутерброды, а Наташа щебечет.

Про то, как деньги за время болезни совершенно кончились, и нельзя не только сделать ремонт, но даже и никуда поехать на лето. Будут сидеть в городе.

Наташа и Валерий Панюшкин беседуют на прогулке.

Про то, что сын совершенно не хочет читать, а все свободное время только и делает, что играет в компьютерные игры. Может, хоть киберспортсменом станет?

Про то, как за время лечения талия утратила стройность. И вот теперь Наташа каждый день крутит обруч, чтобы стройность талии восстановить.

А я смеюсь:

— Вот ведь девчонки! Только что с того света вернулась, а уже про талию думает.

А Наташа дальше щебечет. Про то, как каждую весну из ближнего леса на яблоню-китайку прямо у Наташи под окном прилетает соловей.

Про то, что вот бы ей снова выйти замуж и родить еще ребенка. Можно ведь еще ребенка?

— Можно, — говорю. — Можно.

А она щебечет, не переставая. Про чай, про печенье, про сестру, про бабушку. Про то, какой пуховик, нам мой взгляд, идет ей больше — желтый или черный.

Господи, счастье-то какое!

Наташа

Когда я, напившись чаю, направляюсь к двери, Наташа, собравшись с духом, задает главный вопрос:

— Валерий Валерьевич, простите, пожалуйста, скажите, если можно… — и пауза.

— Что, Наташа? Что?

— Ваша жена волосы красит? Можно волосы красить после лимфомы Ходжкина?

И я только что не пляшу, выкрикивая: «Можно! Можно! Можно!»

Несколько месяцев назад у Наташи ведь не было волос.